«Итак, всякого, кто исповедает Меня пред людьми, того исповедаю и Я пред Отцом Моим Небесным; а кто отречется от Меня пред людьми, отрекусь от того и Я пред Отцом Моим Небесным.» (Мф, 38 зач.)
Мы часто вспоминаем об этих словах именно в евангельском контексте, применительно ко времени и к месту, где и когда это было сказано. В общем-то, это и слова-назидание к будущей проповеди Слова по всему миру, и напоминание о том, что эта проповедь потребует несомненного мужества и даже жертвенности, потому что мир не примет и, более того, погонит тех, кто придет говорить о спасении.
И это все мы видели не только во времена апостолов, в эпоху проповеди Евангелия во всем мире, в самые разные столетия, мы часто с этим сталкиваемся в самой своей жизни, в повседневности, когда видим непонимание и иногда враждебность со стороны окружающих по отношению к нашей вере. Бытовое такое:
Как, ты веришь в Бога, ходишь в церковь? Да, ладно? Да 21 век, да хватит уже…
Уверен, что через это в той или иной степени сложности проходил каждый из нас. Мир, конечно же, стал другим, Колизей превратился в достопримечательность, Ватикан находится в Риме и даже наш банальный календарь ведет свое летоисчисление от Рождества Христова. Но все дело в том, что даже такие вот шутки, подколы, улыбочки и покручивание пальцем у виска, как оказалось, тоже требуют ответа. И на это тоже в некотором смысле необходимо мужество.
Оказаться в среде таких вот здравомыслов и материалистов, особенно если это еще и родные тебе люди, совсем не весело. Потому что иногда и ироническое снисхождение вдруг перерастает в агрессию и притеснение. Может быть, не часто, но случаи такие бывали и будут. Жена при крещенном муже, например, тщательно скрывает свои походы в храм и старается побывать на Литургии в будний день, чтобы не вызывать нареканий, родители, которые просят показаться врачу и искренне беспокоятся за твое психическое состояние. Знакомо ведь?
Но ныне мы с вами оказались в достаточно новых для нас условиях. Когда исповедовать Христа приходится уже перед своими же братьями и сестрами по вере. Когда приходится говорить о том, что заповеди не поменяли свои смыслы и значения, что «не убий» и «не укради» по-прежнему не имеют никаких исключений и разночтений. Да что там, уже просто разговор о подмене понятий, когда зло внезапно стало объявляться не просто добродетелью, а практически подвигом, становится поводом к обвинению. И нередко по уголовной статье.
Уже почти три года мы слышим с амвонов и кафедр о защите традиционных ценностей, рубежей Отечества, о том, что мы идем каким-то особенно правильным цивилизационным путем, а весь остальной мир этим не только не доволен, но и еще всячески препятствует этому нашему маршу торжества в Царство Небесное.
Но кто на нас напал? Кто требует изъять эти самые ценности из нашей повседневности, кто, наконец, пришел и поставил нам какие-то условия? Вот в самой повседневной жизни кто это делает?
Не будем улетать мыслями в различные диспуты на всевозможных теоретических площадках, круглых столах, в прессе и прочим. Кто пришел и сказал: «отныне вы ходите в церковь только на дискотеку, живете больше не с женой, а с соседом и ходите на работу голым в перьях?» Где и когда это было?
А ведь война, которую развязала российская власть при поддержке российской церкви идет именно под знаменами таких вот пугалок. Чтобы никто в итоге не задал главный вопрос: кто же все-таки первый начал? Потому что отвечать на этот вопрос будет крайне сложно. Потому что из него вытекут множество других сложных неприятных вопросов. Не только к власти, но и уже к официальной церкви. О социальной работе, о катехизации, о благотворительности и многом другом. О том, про что пишут килограммовые отчеты в канцелярии, но чего на самом деле нет и в десятой доли. Война, оказывается, все списала.
И теперь любой из спикеров на самый невозможный вопрос ответит достаточно просто: «Родина в опасности». Правда, не сможет объяснить почему и чья? В Москве, в Екатеринбурге, в Нижнем Новгороде и Пскове готовы рассказать и показать откуда все же «началось нападение»?
Где в эти и другие города заходили вражеские танки, откуда летели и бросали снаряды и бомбы самолеты?
И в такой момент, когда вокруг все уверены в своей новой «святой» правоте как пережить свое одиночество? И одиночество ли это на самом деле? Это на самом деле очень непростой вопрос, но с другой стороны была ли одинока в своей неразрешимой беде кровоточивая женщина, потратившая свое имение и средства на исцеление и не получившая его до тех пор, пока не встретила Христа? Был ли одинок начальник синагоги Иаир, когда ему сообщили о том, что дочь его мертва и ему не стоит беспокоить Учителя. В эти самые тяжелые минуты отчаяния Христос был рядом с ними. Но важно еще и нечто другое. А именно то, что они сами были рядом со Христом. И их вера была для них щитом. Вера спасла, вера была орудием против страха. Не бойся – было сказано отцу погибшей дочери. Легко ли это в минуты самого тяжелого отчаяния?
Но возможно и то, что ваша вера, ваше трезвение и понимание происходящего уже сегодня являются таким вот исповедничеством. Ведь и тогда, и в те дни Синедрион был «свято прав». А тени спасительного сомнения в этой правоте коснулись только немногих.
Не стоит бояться оказаться в меньшинстве. Не следует спешить присоединяться к стройному движению в ногу. Дорога к Богу и в храм – это не строевая и не отчеканенные шаги под пламенную речь. Иногда это и путь в молчании, но в молчании, которое потом будет красноречивее любой яркой речи. Важно лишь не забывать о том, что и гефсиманское одиночество Христа было совсем не одиночеством.
Правда, и теперь в минуты страданий и боли, ожидании самого страшного, мы слышим тихий голос: Бодрствуйте! И вот, возможно, это и будет тем самым нашим подвигом. Остаться неспящим.
Священник Андрей Мизюк, бывший клирик храма преподобного Серафима Саровского г.Саратова